Наталия Речка - Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей
– Диночка, можно я Вас так буду называть? – спросила директор. Не услышав ответа, она продолжила: – Несколько простейших слов знает Марта Кун. Томас Хартманн, такой умничка, что-то улавливает в поэзии, чувствуется, изучал русский, хотя слова в предложения складывает с трудом. Рейн Гиршман по-русски не говорит, он часто обращается к Томасу, и тот ему переводит. Все трое, кажется, состоят в каком-то обществе любителей мировой истории.
– Ольга Сергеевна, а почему австрийцы так заинтересовались здешним музеем? Вам не кажутся странными их частые наезды в деревенскую глушь? – наседала с вопросами Дина.
– Почему глушь? Здесь историю можно изучать! В усадьбе жили великие князья с детьми, во время второй мировой войны на этой земле врагу было оказано мощное сопротивление, – возмутилась директриса.– Мне даже заранее, до прибытия иностранцев, звонили, спрашивали, живы ли очевидцы тех переломных событий начала войны, кто мог бы поделиться воспоминаниями.
– Кто Вам звонил и когда? – Дина подалась вперед, смотря Ольге Сергеевне прямо в глаза.
– За несколько дней до приезда австрийцев. Приятный мужской голос немного с акцентом.
– Это был голос Томаса Хартманна?
– Диночка, какая разница, чей это был голос, да и разве я вспомню? – продолжала негодовать краса музея. – Но, уж точно не Томаса, у него голос высоковат, похож на тенор. Знаете, он иногда подпевает, когда на наших вечерах я сажусь за пианино и начинаю играть русские романсы… Да, настоящий тенор! Ах, интуристы сразу полюбили наши литературные вечера! Тот голос в телефоне был значительно ниже, человек свободно говорил по-русски. Интуристов в первый их приезд сопровождала женщина-переводчица, но переводчиков могло быть несколько, возможно, кого-то из них наши гости попросили позвонить.
– И что Вы ответили обладателю приятного мужского голоса с акцентом? – вновь задала вопрос Дина.
– Мне, конечно, очень хотелось назвать Фёдора Ивановича и Зинаиду Васильевну. Но старикам бы не понравилось, если б к ним приставали с вопросами, и, понимаете, немецкая речь до сих пор напоминает им фашистов и тот кошмар, который пришлось пережить. Я и ответила, что, к сожалению, свидетелей тех военных событий в деревне не осталось, все наши теперешние жители приехали позже, но у нас сохранилась старинная усадьба, где когда-то размещался немецкий штаб, хотя она и не отреставрирована пока, есть замечательный музей и удивительная русская природа!
Подруги поблагодарили директора, и уже было собрались уходить, как вдруг Ольга Сергеевна произнесла:
– Кстати, если вам интересно, можете сами побеседовать с иностранцами. Наши гости будут здесь завтра в семь вечера. Григорий Михайлович, знаете ли, не только следователь, а ещё и очень уважаемый у нас человек, предложил мне приукрасить наш заключительный для почтенных гостей литературный вечер легендарной историей нашего края.
– Спасибо за приглашение, мы обязательно придём, – пообещала Нина и потащила Дину к выходу.
– Дядя Фёдор, помоги открыть девушкам дверь. Сколько раз я просила тебя поменять замок! А после, поднимись ко мне в кабинет, там опять что-то с телефоном, – прокричала в воздух васнецовская дама.
Так приятно, когда на дворе дождик, сидеть в тепле русской избы, в доме, ставшем за эти несколько дней родным, и пить крепкий чай с сахаром и с лимоном, похрустывая баранкой. Прекрасные дамы пытались поскорее согреться и прийти в себя после пробежки под проливным дождём, сидя в махровых халатах, шерстяных носках с огромными горячими чашками в руках.
– Сдался тебе этот телефонный звонок! – не без злости на подругу сказала Нинка. – Столько просидеть в мокрой одежде! Ревматизм из-за тебя подхвачу и никогда больше с тобой никуда не поеду. Главное, между прочим, здоровье, а не выяснение всяких лишних тонкостей. И так понятно, на бабку покушался тот предатель Славка, наверняка, это один из иностранцев, скорее всего певец Хартманн, он ведь, знает русский.
– По-моему, Славке было бы неосмотрительно показывать своё знание русского. Хотя, конечно, Хартманн мог прикидываться, что знает русский плохо, а на самом деле это его родной язык. К тому же, если обманщик вдруг проколется и что-то скажет на русском, это его не выдаст, так как все уже привыкли к его небольшому словарному запасу. Да и голос по телефону легко подделать. Молчун Гиршман тоже под подозрением.
– А Марта Кун? Вдруг Славка пол поменял и стал Мартой? Такое тоже может быть. Динка, как считаешь, можно ли узнать человека через столько лет? Зинаиде Васильевне тогда было, кажется, двенадцать, Славке – семнадцать. Интересно, она его сразу узнала?
– Я бы такого запомнила на всю жизнь и думала о мести! Судя по рассказу деда Фёдора, Славка по собственной воле, а не под пытками, товарищей к смертной казни приговорил, из-за него брата бабы Зины в Германию сослали. Может, и не довезли до Германии, расстреляли по дороге. Неважно, узнала предателя баба Зина сразу, как только интуристы по деревне ходить стали, или потом в музее, когда деду Фёдору пирожки принесла, но интересно, собиралась ли она мстить, докладывать властям? Может, следила за ним, хотела поговорить с глазу на глаз, узнать, жив ли её брат, а там – по ситуации, – рассуждала Дина. – Допустим, Зинаида Васильевна увидела, как старик в усадьбу пошёл, и за ним направилась. А он на всякий случай пистолет с собой взял, всё-таки почти «истинный ариец» зашёл на территорию «грубого русского мужика», где хулиганы, вроде Коляна со своими разбойниками, да ещё впотьмах. И, как он убедился, если узнал Зинаиду и Фёдора, свидетели его предательства живы, и они могут быть опасны…
– Диночка, ты думаешь, он пистолет с собой из Австрии привёз? Как же его пропустили с оружием в нашем аэропорту?
– Нина, «Вальтер» мог быть припрятан Славкой ещё во время войны в доме с колоннами или в одной из пристроек усадьбы, да, где угодно, места здешние ему были хорошо знакомы… Между появлением иностранцев в деревне и тем выстрелом прошло достаточно времени для того, чтобы облазить окрестности. Возможно, он нашёл пистолет той же злосчастной ночью, за некоторое время до появления Зинаиды Васильевны… – Дина так увлекательно рассказывала, что Ниночка заслушалась. Наступила тишина. Лишь шум дождя и раскатистого в полях грома напоминали, что они, две песчинки, живут в большом мире, полным ненависти, страха, отчаяния, любви, героизма, сильной воли… и жажды наживы, которая все человеческие чувства сметает на своём пути, создавая себе рабов.
Тем временем в кирпичном доме с крепкой дверью и надежными замками вели разговор двое мужчин, которые уже много лет понимали друг друга с полуслова.
– Петрович, ну ничего не могу я ему предъявить. Улетит он к себе и будет дальше поживать да добра наживать. А как я тут буду людям в глаза смотреть? На «Вальтере» отпечатки стёрты… Спасибо тебе за информацию по поводу чёрного БМВ на обочине в 100 метрах от деревни в ночь покушения на Васильевну. Вовремя ты тогда пошёл с собакой гулять.
– За то время, как я сюда из города переехал, пёс так и не привык на своей территории дела делать, приходится выгуливать.
– Наверняка тогда весь вечер футбол смотрел и только к ночи о четвероногом друге вспомнил?
– Забудешь о нём! Скулил, приставал, мешал, короче, всячески отвлекал главного болельщика, вот наши и продули со счётом 1:3! Ну что, проверил, брал он машину?
– Проверил, действительно на днях он брал в аренду чёрный БМВ. Но номера-то машины, которую ты видел в ту ночь, у нас нет. Начальство нам скажет, что любой, кто ехал мимо, мог оставить авто, да по нужде выйти. Взял бы он «Жигули», ты б на неё внимания не обратил, полно таких у местных. Не ожидал, видимо, гад, что мы здесь, как и десятки лет назад, на совковых машинах ездим, да ещё от отцов. К тому же, вполне вероятно, побоялся в непривычную машину с жёстким управлением садиться, думал, что такой автомобиль может подвести в самый ответственный момент.
– Темно было, а я на номер и не смотрел. А с рыжим что?
– Свидетелей того, что Колька был в то время около усадьбы, не нашлось. Да и сам пацан безостановочно твердит: «Да, как вы подумали такое, да я не в жизнь, да я за нашу бабу Зину кому угодно башку сверну, только скажите кому».
– Ясно.
– Ну, давай, Петрович, до завтра, как договорились, в семь вечера. Иваныча предупреди, наш человеческий долг всё ему рассказать, а он пусть сам решает, как быть.
Всю ночь Дине снилось, как она бежит по лесу от фашистов к партизанам, точнее она старалась бежать, но ноги не слушались, и её вот-вот должны были настигнуть враги с автоматами в руках и лающими собаками на повадках.
Нина просыпалась несколько раз за ночь. Во сне она видела себя привязанной к стулу, вокруг, не торопясь, прохаживались гитлеровцы и что-то резко говорили ей то на ломаном русском, то на своём языке. Вдруг её очам предстал русский парень в немецкой военной форме и крикнул: «Она – комсомолка, председатель совета отряда, её надо казнить в первую очередь!» В следующем сне она стояла у стенки рядом с деревенскими ребятами, кругом было темно и, когда вдруг в глаза ударил яркий свет, бедняжка увидела головы в касках и вытянутые вперёд винтовки, а, может, даже автоматы. Прогремели выстрелы, но свет не исчезал…
